Счастье в оправе скорби

«Еще Сократ учил, что для обеспечения правильных выводов мы должны уметь определять понятия» (Лука Войно-Ясенецкий).

Рассмотрим на примере счастья, как его понимание определяет наше видение жизни. Молодыми людьми начинаем мы жизненный путь, как правило, впитав витающие в обществе представления о счастье как совокупности хорошего здоровья, полной семьи, материального благополучия, социального успеха, возможности путешествовать и самовыражаться. Это понятие о счастье весьма материальное и огрубленное, зиждется на заблуждениях и лежит в основе мировоззрения, определяя цели и действия. В этой системе координат обязательно отсутствует скорбь. Ибо если она есть, то нет чего-то из «обязательного» состава счастья, но есть нечто противоположное. Реальная жизнь складывается так, что зачастую хотя бы один желаемый элемент отсутствует. Или многие, а может быть и все. Тогда мы считаем себя несчастными и ропщем.

Есть далеко не единичные случаи, когда люди потеряв почти все, заключенные в тюрьме говорили, что счастью их нет предела. И есть еще больше примеров, когда человек обладая всем, чувствовал себя глубоко несчастным. Как же это может быть?

Альфа – это правильное понятие о счастье, омега – это само бытие счастья. Однако и само понятие о счастье возрастает в человеке, когда он несколько пройдет по путям Божьим и обретет смирение и благоразумие, наученный Святым Духом. Это духовное взросление.

В основе неверного представления о счастье лежат исключительно плотские вещи. Настоящее счастье, которое Иисус Христос назвал блаженством – это Бог. Между детским пониманием счастья и его истинным значением заключен целый путь и дана целая человеческая жизнь.

«Есть истинное благо, которое в собственном и первоначальном смысле должно назвать блаженным; и это есть Бог. ... Ибо подлинно блаженно сие Самоисточное Добро, к Которому все обращено, Которого все желает, сие неизменяемое Естество, сие владычественное Достоинство, сия безмятежная Жизнь, сие беспечальное Состояние, в Котором нет перемен, Которого не касаются превратности, сей приснотекущий Источник, сия неоскудевающая Благодать, сие неистощимое Сокровище. Но невежественные люди и миролюбцы, не зная природы самого добра, часто называют блаженным то, что не имеет никакой цены: богатство, здоровье, блистательную жизнь – что все по природе своей не есть добро, потому что не только легко изменяется в противоположное, но и обладателей своих не может сделать добрыми. ... Посему блажен, кто приобрел достойное большей цены, кто стал причастником благ неотъемлемых». Автор этих слов, Василий Великий, постиг настоящее счастье. В большинстве своем мы не желаем идти по тернистому пути взросления души и возрастания понятий о жизни, остаемся в своих заблуждениях, нарушаем неведомые нам законы духовного естества и обретаем скорби.

Скорбь душевному и плотскому человеку в тягость, он всячески старается ее избежать, потому что это больно, неприятно, требует отказаться от своих идиллий и смириться. Однако скорбь, как экскаватор помогает сделать глубже котлован для наращивания фундамента мировоззрения, чтобы оно стало выше, оторвалось от земного, сбросило с себя иллюзии. Рассудок будет говорить – это зло, а вера должна убеждать, что Бог благ.

В скорби человек вынужден смотреть в себя и думать, почему же он страдает. Если не ищет причин вовне, то увидит, что не сбывается его представление о счастье, чего-то постоянно не хватает, но есть иное – горькое и тяжелое. Это первый шаг – он увидел. Если смирится и понесет тяготу, приняв волю Бога, уповая на Его помощь, то со временем осознает, что то, чего не хватало, не рождает счастье. Оно глубже и не определяется мирскими и материальными категориями. Человек становится взрослее и серьезнее относится к себе и жизни. Пройдя через ряд скорбных ситуаций, человек однажды поймет, что благодаря скорбям он рождался как человек и обретал в себе благо, о котором написал Василий Великий. Придя к этой точке пути, он увидит, как отличается его понятие о счастье и скорби от того, что было в начале пути. И если бы он не пошел по нему и сбежал, он не вырос бы. А коль вырос, то сможет сказать подобно Луке Войно-Ясенецкому: «Я полюбил страдание».